class="p1">– Да, она умеет видеть, – сказала доктор Пирсолл, не отрывая взгляда от картины. – Ну что ж, мне пора. Рада познакомиться, миссис Прайд.
– И я тоже, – с улыбкой ответила Элинор, а потом посмотрела вслед уходящей женщине.
Моя покойная бабушка забеременела моей матерью в четырнадцать и родила ее в пятнадцать. Был 1955 год, и не существовало греха страшнее, чем внебрачный ребенок, так что семья скрыла ее беременность от всех – даже от ребенка, которого она родила. Мама узнала, что ее мать – это ее мать, только в третьем классе; растила ее бабушка, и все это никогда не обсуждалось открыто. Бабушка сказала мне, что была в семье заблудшей овцой. И она, и мать испытывали глубоко въевшееся чувство позора, и я, взрослея, видела, что это сказалось на их непростых взаимоотношениях.
Мама думает, что ее родители друг друга не любили, что это была просто случайная интрижка. Дед не женился на бабушке и не сделал ее честной женщиной. Он просто не мог. У него семья была очень светлокожая и из «правильных» кругов, а она – черная, как темное дерево, и из бедного района в Северной Филадельфии. Им, словно маслу и воде, самой природой не предназначено было сочетаться. Дед женился на ком‐то еще и завел детей, а бабушка и мать остались с грузом позора на всю жизнь.
Я начала придумывать «Дом Евы» с вопроса: «А что, если?» Что, если бы у бабушки были деньги и возможности, и когда она, забеременев, столкнулась с проблемами, ее бы отправили в дом для незамужних матерей? Чтобы стереть позор рождения внебрачного ребенка и вернуться к своей жизни в Северной Филадельфии, начать все сначала. Будто этого никогда не было. В поисках ответа на этот вопрос я прочла «Уезжавшие девушки» Энн Фесслер, а потом она любезно рассказала мне по электронной почте обо всем, что я еще хотела узнать про ту эпоху. Я нашла статьи о женщинах, которых заставили отдать детей, и особенно полезными оказались вот эти две: https://www.washingtonpost.com/history/2018/11/19/maternity-homes-where-mind-control-was-used-teen-moms-give-up-their-babies/ и https://washingtoncitypaper.com/article/273834/wayward-past/.
Сложно это представить, но с 1945 по 1973 год полтора миллиона женщин в США потеряли детей в результате насильственного усыновления через дома для незамужних матерей. Я пишу «потеряли» потому, что отдать детей их заставили. До 1973 года аборт был незаконным и наказывался тюрьмой как для матери, так и для врача. Кроме того, незамужних женщин заставляли отдавать детей еще и потому, что процедуры ЭКО тогда не существовало и для бесплодных супружеских пар единственным способом завести ребенка было усыновление.
Но когда я попыталась увязать историю моей бабушки с найденной информацией, сюжет не сложился, потому что среди всех найденных мною историй не было ни одной про чернокожую женщину. Я стала задавать вопросы окружающим, и мне отвечали, что чернокожие уезжали на Юг, чтобы скрыться из виду, а потом оставляли ребенка у родственников. Или рожали, а потом жили с последствиями этого, потому что других вариантов не было. Я не могла поверить, что этим все исчерпывалось. Жизнь чернокожих женщин никогда не укладывалась в единый шаблон. Наверняка были семьи чернокожей элиты, в которых кто‐то не мог зачать, а ребенка хотел. Как складывалась жизнь богатых чернокожих семей, страдавших от бесплодия, в сороковых и пятидесятых?
Чтобы найти свой сюжет, мне надо было понять жизнь этих чернокожих семей. Я прочла «Люди нашего круга» Лоуренса Отиса Грэма. Эта книга сыграла ключевую роль в моем представлении о том, как жили люди вроде Прайдов – семьи, три поколения которой жили в условиях финансовых привилегий и получали хорошее образование.
Элинор впервые предстала передо мной полная гнева и отчаянного желания иметь ребенка. Незадолго до этого я посмотрела документальный фильм Тони Моррисон «Из чего я состою», и она там рассказывает, что не знала, что черные делят друг друга на категории по цвету, пока не приехала в 1949 году из Лорейна, штат Огайо, в университет Говард. Я задумалась: что будет делать женщина вроде Элинор, если она выйдет замуж за сына одной из богатейших местных семей, но не сможет родить ему ребенка? До чего ее доведет отчаянное желание вписаться?
Шимми родился из воспоминаний моей матери. Она рассказывала, что в детстве, когда жила в Северной Филадельфии, за покупками ходила на 31‐ю улицу, где большинство магазинов принадлежало евреям. Я прочла статью Аллена Мейерса, автора книги «Строберри-Мэншн: еврейское сообщество Северной Филадельфии», и там говорилось, что чернокожие и евреи действительно жили рядом и контактировали в повседневной жизни через товары и торговлю.
Когда я только начинаю писать роман, мне часто кажется, будто у меня есть множество красивых рождественских украшений, но нет елки, на которую их повесить. Когда я съездила в Вашингтон, туда, где находился дом фонда Флоренс Криттентон для незамужних девушек и женщин, у меня мурашки пошли по коже – я почувствовала там голоса, которые хотели рассказать свою историю. Голоса бесправных людей, которых заставили замолчать. Я узнала, что такие дома создавались для проституток, падших женщин и заблудших девушек, но когда я изучила подробности, оказалось, что там полно было девушек, которые всего лишь занялись сексом и забеременели. Иногда они были влюблены, иногда подвергались насилию, но в любом случае их ждал позор. Так я и нашла елку, на которую можно было повесить все мои украшения.
Меня тянет писать исторические романы, потому что я чувствую себя обязанной рассказывать правду об американской истории, будь то мрачную или радостную. Несколько персонажей этого романа основаны на реальных людях. Одна из них – Дороти Портер Уэсли, библиотекарь, биограф и куратор, которая за сорок лет превратила исследовательский центр Мурленд-Спрингерн в университете Говард в научную коллекцию мирового уровня. Когда она поняла, что в десятичной системе Дьюи для истории чернокожих только два номера, один для рабства и один для колонизации, то создала в системе пространство для учета творчества афроамериканцев, классифицируя работы по жанрам и авторам. Прототип программы «Взлет», в которой участвовала Руби, – инициатива под названием «Скажите им, что мы взлетаем». Ее создала Рут Райт Хейр, первая афроамериканка, которая преподавала на полную ставку в старшей школе в Филадельфии. Эта программа позволяла 116 учащимся, которых отбирали в шестом классе, бесплатно учиться в колледже, если они окончат школу. Луиза Д. Клементс-Хофф, художница, познакомившая Руби с искусством, творила и преподавала в Филадельфии. Джорджия Мэй, немая соседка Руби в Доме Магдалины, тоже имела свой реальный прототип. В 1959 году четырнадцатилетняя Джорджия Мэй Роу родила своего второго